Шпион из Калькутты. Амалия и генералиссимус - Страница 58

Я действительно много выпила перед тем, как отправиться в путь, что помогло мне немедленно предположить, что она ее все-таки не отрезала бы. (Эта нить иногда снится мне по ночам до сих пор.)

Мотор завелся. До каменных столбов у въезда в дом Ричарда оставалось немного — пара минут пути в мерзко хлюпающей одежде.

Мотоцикл я прислонила к стоявшему у ограды древнему «форду Т» (Онг на нем куда-то ездит). Покачиваясь и оставляя следы (туфли пришлось подарить канаве), пошла к одноэтажному домику для слуг.

— Ай-и! — сказала А — Нин, загораживая от меня своим телом не совсем одетого Он га, с бычьей шеей и вздутыми мускулами.

Я повернулась и побрела к крыльцу дома. А-Нин неслась вслед с какой-то мешковиной, на которую собиралась поставить мои ноги перед тем, как снимать с меня все, что было, а потом с отвращением вышвыривать все снятое — в мешковине же, завернутое — куда-нибудь за порог. Мыть пол темного дерева слишком тщательно ей явно не хотелось.

— Мем пить вино, — радостно подметила А-Нин. При этом она посмеивалась, чтобы я не потеряла лицо: если смеешься, значит, все происходящее — это шутка.

— Пить, — устало согласилась я.

Не вино, к сожалению, но плохо подсчитанное число джин-пахитов, и, кажется, что-то еще — причем до ужина, которого я так и не дождалась. Пила все там же, в «Колизеуме», с благородной целью познакомиться, наконец, с господином Эмерсоном поближе. Пила, соответственно, с Эмерсоном и теми же Робинсом и Джереми, которые с самого начала сообщили друг другу, что сегодня — вечер пятницы, и жажда их мучает необычайно.

Начиналось все с неохотного разговора о том самом исчезнувшем докторе Оуэне — трупа так и нет, женщины, которая увела бы его из дому, тоже никак не найти — и что теперь делать?

Продолжилось чисто мужской темой — политикой, в виде надоевших и очень старых шуток по поводу зарящихся на китайские земли японцев, чьи пилоты, как всем известно, никуда не годятся, поскольку все как один близоруки, зато китайцы боятся дивизионов БР — бронированных рикш. Сколько раз еще придется выслушивать это?

Но я стойко, как и положено тертой полицейской собаке, поддерживала мужскую беседу. Потом рассказала господам полицейским про первые авто в Малайе — они назывались «эдамс-хьюит», на одном таком миссис Оуэн, первая вошедшая в историю мотористка страны, предприняла длинную поездку по малайским штатам. Рукоятка у этой машины была длиной в полметра, моторист приносил ее с собой и втыкал где-то сбоку. Дату я не помнила: 1901 год? Или раньше?

Одним из первых американских авто здесь была «дурейя», очень мощная, сам владелец ее боялся. Но одновременно в штате Селангор доктор Лок Ю (величайший из китайских тоукаев, он построил самые знаменитые здания в этом городе) первым начал использовать автотранспорт для доставки почты. То были паровые локомобили. Они очень часто ломались, и так было, пока не появились французские «дионы».

Робинс, заказав новый круг коктейлей, рассказал о главном в Куала-Лумпуре событии, случившемся пять лет назад — о наводнении 1926 года, с тех пор время в городе исчисляют до наводнения и после. Робинс заявил, что то была «мать и отец всех потопов». Вышедшая из берегов река залила даже сейфы «Чартерд банка». Когда она ушла, то господин резидент дал приказ сушить несколько миллионов долларов на паданге, под недобрыми взглядами вооруженной охраны. После этого у Кланга и Гомбака начали углублять русло и делать каналы. И уже потопы прошлого, 1930 года пощадили город, хотя, как напомнил Робинс Джереми, это именно тогда в центре заметили тигра, которого нес поток. А еще господин Робинс вспомнил, как он лично в декабре 1926 года проплыл от веранды длинного бара в Селангор-клубе до статуи короля Эдварда под башней с часами, не касаясь ногами дна, то есть того самого паданга. По Ява-стрит джентльмены плыли брассом с комфортом, также не касаясь дна.

Слишком поздно я вспомнила, что англичане — необычный народ, у них не принято в пятницу вечером говорить друг с другом о работе. Так что я попросту ошиблась. И мне надо было уйти, но вместо этого я совершила новую ошибку — достала из алюминиевого портсигара длинную «Ла флор де ла Изабела» и, обрезав кончик, начала водить перед другим кончиком пламенем толстой спички.

Господин Эшенден, величайший из писателей и драматургов империи, это ведь вы сказали мне при первой нашей встрече: неправда, что женщины не любят сигар, это сигарам не нравятся некоторые женщины. Что же, вот результат — Амалия де Соза, невозмутимо выпускающая клубы пряного дыма под уважительными взглядами трех полицейских. Эмерсон, начавший поглядывать на меня с интересом после моих рассказов насчет первых авто, сейчас окончательно завоеван. Я в его глазах теперь экзотична и загадочна.

Господин Эшенден, вы, заманивший меня своим кратким письмом сюда, в этот зависший во времени и пространстве город среди мокрых джунглей, среди тоскующего мира — где вас найти, как вас призвать к ответу за вот это «и еще прошу поверить, что вы не пожалеете о своем согласии. Ваш У. Э.» Нет, я не жалею, но я хочу знать, почему я здесь на самом деле, почему историю поэта не расследуют вот эти три умеющих пить джентльмена. А должна расследовать я.

Сигара — вполне дамская вещь, потому что ее не курят, а только окутываются дымом. Так что я нравилась этой сигаре, но не понравилась последнему коктейлю (за этот раунд должна была платить я, что я и обозначила бою неуверенным движением руки, подписывающей чит). Этот коктейль, впрочем, навел меня на мысль, что шпионская работа тяжела, еще немного — и я пойду наверх, отсыпаться, в ту самую комнату, где это проде лывал много раз несчастный господин Таунсенд. Лечь на ту же кровать, уплыть в облака в ожидании того, когда войдет так и оставшийся нераскрытым убийца и вытащит маузер, как у Тони. Как тяжело быть мужчиной.